Что будет, если добыча нефти в Мангистау завтра остановится

11 апреля у бывшего здания государственной нефтегазовой компании “КазМунайГаз” в Астане, известного среди местных жителей как “Элеватор” (там расположено Министерство энергетики), прошло массовое задержание жителей города Жанаозен. Причиной в релизе, распространенном столичным Департаментом полиции, названо нарушение законодательства о мирных собраниях, а именно проведение несанкционированного митинга.

Около сотни жителей Жанаозена собрались у здания Минэнерго 10 апреля – это бывшие сотрудники нефтесервисной компании “БерАли Мангистау Company”, которая проиграла тендер на выполнение работ для “Озенмунайгаза”, дочерней структуры “КазМунайГаза”.

Почти сразу после задержания в социальных медиа появились сообщения о том, что в самом Жанаозене местные жители начали выходить на улицы и уже записали несколько видеообращений в поддержку задержанных. В том числе с рабочих объектов ушли работники нескольких нефтесервисных компаний, тем самым выражая поддержку задержанным.

В сложившейся ситуации меня попросили провести мысленный эксперимент: а что будет, если из-за массовых забастовок добыча нефти на “Озенмунайгазе” (ОМГ) остановится?

Начать следует с того, что такое едва ли произойдет. Например, в “КазМунайГазе” уже сообщили, что хотя в 19 часов по местному времени “ряд предприятий” остановили свою работу, через час их работники вернулись на работу, и компании продолжают свою деятельность в штатном режиме.

То есть на месторождениях компании есть, кому работать. В первую очередь у ОМГ есть структура под названием “Озенмунайсервис”, которая занимается непосредственно нефтесервисом. Остальные объемы закрывают компании по подряду, которые выбираются по тендеру. Одной из них могла стать “БерАли Мангистау Company”, но она проиграла. Интересно, что “Озенмунайсервис” тоже приостанавливал свою работу, хотя у работников этой компании стабильная работа, не зависящая от тендеров.

Что такое нефтесервис? Если упростить, это обслуживание месторождения – от бурения скважин до прокладки труб и ремонта оборудования, то есть оказание услуг по поддержке добычи на нефтегазовом месторождении.

Однако если предположить, что каким-то образом работать опять будет некому и придется остановить добычу, то это принесет стране убытки следующего характера.

Первое – это прямые потери от потенциальной продажи нефти. В операционных результатах КМГ за 2022 год говорится, что на скважинах ОМГ было добыто 5,096 млн тонн нефти (месторождения у этой компании старые, а потому добыча, к слову, снижается – еще в 2020-м тут извлекли из недр 5,347 млн тонн нефти).

Как и у остальных активов КМГ, вся эта нефть поставляется в первую очередь на внутренний рынок, то есть на нефтеперерабатывающие заводы для переработки в горюче-смазочные материалы – от бензина и дизеля до битума и авиатоплива. 

Если добыча полностью остановится, то убытки понесет в итоге “КазМунайГаз”, так как у него упадет нагрузка на НПЗ, а затем и продажи топлива. Представить в деньгах это сложно ввиду большой разницы между конечной ценой разных видов ГСМ, но можно для условности посчитать потери, если бы всю добываемую ОМГ нефть продавали на международном рынке. 

5,096 млн тонн в нефтяном эквиваленте равняется 36,4 млн баррелей (тоже в нефтяном эквиваленте). Если бы эту нефть отправили по нефтетранспортной системе российской “Транснефти”, это был бы сорт Urals, а средняя цена в 2022 году на этот сорт составляла 76,09 доллара США. Простым расчетом получаем чуть менее 2,77 млрд долларов в календарный год – именно так можно было бы оценить потери от прекращения добычи, если бы сырье отправляли за рубеж в виде сорта Urals. В сутки потери составили бы 99 726 тысячи баррелей, или почти 7,6 млн американских долларов.

Второй момент – это потери для КМГ как публичной компании. В 2022 году казахстанский нефтегазовый гигант вышел на IPO, и теперь результаты его работы и крупные корпоративные события напрямую влияют на биржевую оценку. Гипотетическая остановка добычи на одном из крупных активов обязательно сказалась бы на капитализации “КазМунайГаза”, и далеко не лучшим образом.

Третий момент – это финансовые потери от заморозки добычи. Это стоит очень и очень дорого, потому что выкачка нефти совсем не похожа на питье воды из стакана через трубочку. Нельзя просто взять и перестать качать сырье – нужно бетонировать каждую скважину на большую глубину со сложными технологиями и специальным оборудованием. После этого, если будет решено возобновить добычу, придется практически заново бурить скважины – а это еще одни большие расходы. И это не говоря о неустойках перед контрагентами за разного рода поставки оборудования и материалов.

Если подытожить, то можно сделать следующий вывод. Даже при дестабилизации ситуации добыча нефти в Мангистауской области не прекратится. Во время трагических январских событий, к примеру, добыча не останавливалась – и едва ли такое возможно в принципе. А значит и потерь – материальных и нематериальных – для Казахстана быть не может.

Автор: Юрий Масанов, экономический обозреватель

Примечание: Позиция автора может не совпадать с мнением редакции